Михаил Мамаев
УЛАВЛИВАЮЩИЙ ТУПИК
Переводчица вздрогнула, когда мои руки легли ей на грудь. Но текст читать не перестала. Только соски у нее напряглись – я почувствовал это сквозь кофточку. У меня тоже был текст, не сложный, и я его запомнил в коридоре. Собственно, требовалось только хорошо прочитать свою роль, чтобы они убедились - этот парень английский язык знает. Не то, чтобы у нее была такая соблазнительная грудь, да и я давно уже не лезу просто так на первую встречную, если только это не Наоми Кемпбел. Но по требованию сюжета этих проб мой герой убедительно ласков. И мне пришлось постараться…
Через три дня раздался телефонный звонок и «бойкий женский голос» на английском языке сообщил, что я утвержден и что следует явиться для подписания контракта. На вопрос – куда, собственно, «явиться»? – лаконичный ответ: в Лос-Анджелес.
Почему-то всех интересует, какова была сумма гонорара, и почти никого, как я все это воспринял. А воспринял я свое утверждение нервно. Не потому, что не терпелось сняться у американцев. Просто, во-первых, терзали сомнения – стоит ли засвечиваться в эротической картине, тогда как мечтается о серьезных ролях. А во-вторых, в тот момент мне никак не хотелось уезжать из Москвы. По личным мотивам. Ну а сумма… Могу только сказать, что никогда раньше мне за удовольствие столько не платили.
Спустя три недели я уже несся по залитой майским дождем автостраде из Лос-Анджелеса в Малибу, где кинокомпания «Залман Кинг Продакшн» снимала очередную серию всемирно известного телесериала «Дневники Красной Туфельки». Актеры для этого сериала подбираются по всему свету, причем, для каждой серии – новые. В отдельных случаях это правило не соблюдается. Так произошло и со мной. По контракту я должен был сниматься в одной серии блока, но актер из следующей серии заболел, и мне предложили сыграть и его роль. Но это потом. А пока – залитый солнцем хайвэй, океан, отделенный от него бесчисленными фазендами с окнами на прибой, широкая полоска пляжа с редкими серфингистами в черных резиновых костюмах, глухо рычащий мотор четырехлитрового красного «Мустанга» с открытым верхом, взятого полчаса назад напрокат за счет кинокомпании… Когда среди снега и нищеты средней полосы России мечтаешь о таком - трудно поверить, что это однажды случиться. А теперь, когда все это с тобой наяву, а не во сне, радость сменяется паникой. Надо мечтать о чем-то дальше. Но о чем?
Для тех, кто не знает, - каждая серия проекта, это история любви, рассказанная от лица девушки или женщины. Точнее – ее дневник, полученный почтой неким человечком по кличке Красная Туфелька. Этот персонаж рожден полнометражным фильмом «Дикая орхидея – 3». Играет его американский актер Дэвид Духовны, прославившийся «Секретными материалами». В начале и в конце каждой серии Дэвид читает своей лохматой мудрой собаке первые и соответственно последние страницы письма, расположившись в каком-нибудь живописном уголке Лос-Анжелеса и получая за это сто тысяч баксов в неделю. А между этим прологом и эпилогом никому не известные, собираемые по всему свету актеры барахтаются в постелях и в измученных любовью и черт знает чем еще мирках своих героев, борясь за висящую на волоске любовь. Понятно, что такой сериал обречен на долгую жизнь, ведь, если вдуматься, каждая любовь всегда висит на волоске. Только мы это не часто замечаем… Актеры обычно знают, что ее невероятно трудно играть, эту самую любовь. Потому что «истинная любовь одна, а подделок под нее тысячи» и « все о ней говорят, но мало кто ее видел», как сказал некогда Ларош Фуко. Говоря проще – зритель здесь наиболее восприимчив к фальши, а быть честным в подобных сценах – это раздеваться…
…Прошло две недели, позади несколько дней натурных съемок в Лос-Анджелесе. И вот я уже на Украине. Вглядываюсь в мокрый серпантин дороги сквозь заплаканное майским дождем лобовое стекло где-то между Алуштой и Гурзуфом. Отсюда почему-то Москва кажется еще дальше, чем из Америки. А вместе с Москвой и вся моя недавняя жизнь, увенчанная звонким и емким, как пятидесятиграммовая рюмка водки, словом «развод». Я опять один, у меня новая пустая съемная «хата», полно воспоминаний, но еще больше любопытства, что же будет завтра.
«Чтобы расстаться, надо набраться обид,
надо понять, что твой ангел тебя не хранит,
надо поверить, что памятник был из картона…
Взгляд вылавливает из дождя очередной дорожный указатель «Улавливающий тупик». За ним вверх, в горы, убегает грунтовая дорога – единственное спасение для автомобилей, потерявших управление. Или для бегунов на длинные дистанции – таких, как я, что бегут, бегут, бегут и никак не могут остановиться…
Жизнь как прыжок с парашютом. Такие дожди
вдруг затяжные, что ветер и пепел в груди,
и впереди – роковая упругость бетона…
Чем больше находишь спасительных «тупиков», тем, как ни странно, труднее остановиться, тем неисправнее тормоза и непонятнее, зачем вся эта гонка. Есть любовь, черт ее дери, которую можно убить, лишь растоптав собственную душу. И сколько времени предстоит быть уверенным, что тебя поразила именно она? И сколько времени в поисках собственной души предстоит топтать все, что попадается под ногу?
Чтобы расстаться, надо заполнить блокнот
Тысячью фраз посреди многословных длиннот,
Надо забыть свои песни, купить попугая…
Трудно водить ручкой по бумаге на ходу, но от запаха моря и свежей южной растительности чертовски хочется это делать. Ловлю себя на мысли, что каким-то странным образом я уже вовлечен в игру со всеми этими роковыми дневниками для Красной Туфельки.
Кончится водка и солнце пробьется в зенит,
друг закадычный с вокзала в ночи позвонит,
утром проснешься, а рядом – в прихожей – другая…»
Наконец, я на месте, у меня отличный номер с окнами на море, хрустящий новенький сценарий на английском языке, пачка дешевых местных денег, чтобы случайно не сдохнуть с голоду или от скуки, и прекрасное настроение. Словом, все то же самое, что в Америке, только вокруг говорят на русском и украинском языках.
…Старенькая ялтинская киностудия. Пока во дворе жду костюмеров, осматриваю погружающиеся в первые сумерки закоулки, заполненные старыми декорациями. Лучше ничего здесь не трогать. Духи умерших актеров наверняка кружатся где-то вокруг и хранят это место. Когда-то здесь за несколько летних месяцев, до краев наполненных солнцем, морем, душистым крымским вином и стайками юных почитательниц, становились Звездами – достаточно было удачно сняться в одной хорошей картине, чтобы тебя узнала и полюбила вся страна. Это не значило стать богатым и счастливым. Но, наверное, делало звезды над головой актера-счастливчика чуть ближе… Теперь не так. Теперь здесь скорее встретишь иностранцев, привлеченных дешевыми услугами и рабочей силой. А некоторых былых кумиров не на что хоронить…
Примерка проходит быстро. Одежда не дорогая – судя по качеству и этикеткам, с местного вещевого рынка, набитого турецким товаром. Но все довольны – подошла идеально. После примерки иду гулять по набережной, читаю гастрольные афиши и с удовольствием чувствую, как желудок уже готов к доброму куску жареного мяса и бутылочке хорошего красного вина.
История в сценарии такова. Мой герой художник, рисующий обнаженных женщин. Его жена красавица и, казалось бы, ей нечего беспокоиться. Но она также вовлечена в процесс творчества. В один из сеансов, доведенная до сладостного исступления прикосновениями всевозможных кисточек и фигисточек, она вдруг задумывается о чувствах других натурщиц к своему мужу. Покой потерян, и в конце концов она уходит от него. Оба страдают, тому и другому жизнь не в радость. Финал, конечно, - хэппи-энд – благополучное воссоединение. Даже голубиная почта в истории присутствует, не говоря уже о замках, роскошных автомобилях и арт-студиях величиной с драмтеатр. Мало слов, много чувства…
Пока в ожидании заказа в уютном пустом ресторанчике на берегу читаю сценарий, появляется «длинноногая блондинка». Она чертовски хороша, и потому, как она охотно улыбается мне в ответ, предполагаю, что она не из «Рэд Старз» и скорее всего не проститутка, а иностранка. Так оно и оказывается. Саманта рассказывает, что она из Лос-Анжелеса и прилетела на те же съемки, что и я. Сидим, болтаем о разной ерунде, и я учу Саманту пить чистую водку, не смешивая ее ни с чем. Саманта листает мой сценарий. Нет, она не будет сниматься в этой серии. Жаль, но такова наша профессия. Еще одно неприятное обстоятельство – нас поселили в разных «Интуристах» на противоположных концах города. Она – там, где живут режиссер и оператор, я – где круглосуточный бар и видны закаты над морем. Последнее – весомый аргумент прогуляться до моего отеля.
…Идем по дороге высоко над морем. Как-то незаметно оба замолчали и взялись за руки. Саманта прижалась щекой к моему плечу… Есть моменты, когда ничего больше и не надо. Только вот так идти почти наощупь в темноте над морем, чувствовать сквозь рубашку горячее прикосновение женской щеки и не иметь ни прошлого, ни будущего. Чтобы вокруг были только цветущие тропические заросли, шум прибоя и звезды… А потом вдруг ощущаешь губами губы девушки, и время оживает, превращаясь в плотный быстрый поток, увлекающий во что-то новое, сопротивляться ему нет ни сил, ни желания. Тогда небо начинает кружиться над головой, откуда-то возникает такси, лифт несется вверх, вверх, вверх… И заря над морем освещает красивое женское тело, готовое ко всему, чего бы ты от него ни пожелал… И это так здорово, ощущать себя большим и сильным, когда радость прорывается не через звук, а через прикосновения… Тогда вдруг понимаешь, что людоедами становятся не только из чувства голода или жажды напиться свежей крови, а еще от безнадежной попытки окончательно вобрать в себя человека, растворить его в себе, и себя в нем…
Раннее утро. Нет, я ее не съел…Провожаю Саманту до отеля. Потом медленно бреду над морем, беспрерывно улыбаюсь и думаю, что предчувствие новой любви не спутаешь ни с чем, что оно приходит так вовремя и помогает не растеряться... Ангел еще не выстрелил и, возможно, даже еще не натянул тетиву, но ты уже слышишь - слышишь! - тугой шелест его мощных крыльев!
..Восемь тридцать утра. Позади пробежка и купание в ледяной морской воде, горячий душ, чашка крепкого кофе… Вхожу в костюмерную, чувствуя себя здоровым и счастливым. И впервые вижу Лену… Лена манекенщица из Москвы, работала на показах в Милане и Нью-Йорке, но в кино никогда не снималась. Она стоит почто голая на одной ноге, поджав другую, босую, прикрывшись чем-то светлым. Обольстительная цапля. Через зеркало на стене вижу ее милую спинку, розовые трусики, маленькую пятку, тонкую шею с забранными наверх пышными каштановыми волосами. Девочка-подросток, рожденная, чтобы стать баскетболисткой, но по счастливой случайности отданная в кружок бальных танцев. Молодая женщина, с которой лучше лежать, чтобы не выглядеть недоростком.
- Ну как, вспомнила его? – спросила костюмерша, имея в виду мои овеянные «мировой» славой подростковые роли, и обращаясь ко мне, сказала, - Это твоя партнерша.
- Да, – сказала Лена и улыбнулась.
Наша первая любовная сцена – расстилаю огромный кусок чистого холста и поливаю красками. Лена сидит рядом в одном халатике и ждет, словно я готовлю для нее не ад из холодного, плохо отмывающегося гуашевого коктейля, а горячую пенистую ванну, усыпанную лепестками роз. Когда все готово и холст представляет собой место, куда только что со всего размаху грохнулся марсианин с радугой в венах вместо крови, Лена сбрасывает халатик и с улыбкой ложится на холст, словно делает это каждый день, или словно свалившийся с неба марсианин был ее злейшим врагом. Руковожу ее действиями, стараясь забыть, что никогда не видел эту девочку голой… А потом Лена хватает меня за ноги и мы барахтаемся в краске, словно мы одни и за плечами у нас опыт многолетней близости… Боже, как красиво и соблазнительно женское тело, перепачканное оранжевой гуашью! …А потом мы в спальне…
Если партнерша тебе нравится и ты без комплексов, то играть ничего не надо. За тебя сыграет природа. Но природе как правило многое мешает играть, а театральных училищ она не заканчивала… Либо партнерша не в твоем вкусе, либо она любовница режиссера, либо в данный момент твое сердце принадлежит другой… Приходится что-то придумывать, чтобы на экране все выглядело безупречно. Режиссер здесь мало чем может помочь. И Рафи, наш режиссер, предложил мне делать все, что в голову взбредет, а если этого будет мало, то он подскажет и, как говорится, возьмем дублями… Обошлись одним дублем.
Во время съемки этой сцены всех попросили «покинуть помещение». Даже оператор-постановщик, заглядывая в объектив, делал вид, что происходящее на кровати то, что он видит в объективе – разные вещи.
Прозвучала команда «снято», я вышел в коридор. Там никого не было. Вся многочисленная съемочная группа толпилась в одной из тесных комнаток дворца, где стоял монитор. Когда я вошел, никто не заметил. Они были поглощены просмотром только что отснятой сцены…
..Саманта ждала меня у старинного фрегата, превращенного в ресторан. Я пришел с цветами. Было темно и набережная была освещена фонарями.
- Куда пойдем? – спросила Саманта.
- Может, ко мне? – предложил я.
- Какой хороший вечер, - сказала Саманта и взяла меня под руку. – А мне отчего-то грустно.
- Почему? – спросил я и поцеловал Саманту в щеку. – Смотри, какая весна! Все только начинается…
Мы медленно пошли вдоль моря, и я чувствовал, что даже если через мгновение проснусь, то проснусь счастливым…
На следующий день после съемок, как и договаривались, я ждал Саманту у себя в номере. Она не пришла. Прождав час, я отправился разыскивать Саманту. В ее отеле мне сказали, что Саманта сегодня утром улетела в Лос-Анджелес.
- Должно быть, это какая-то ошибка, - сказал я. Но это было правдой. Саманта улетела, не попрощавшись. «Ну что ж, наверное, у нее были достаточно веские причины, - думал я, бредя по набережной в направлении к своему отелю, - возьму телефон у ассистентки по актерам и позвоню ей в Америку». На душе было пусто. Чтобы успокоиться, зашел в ресторанчик и заказал водки. Я постарался думать о хорошем и выпил изрядное количество водки, когда в ресторане появилась Лена. Она была с режиссером Рафи и Жаклин, прилетевшей для съемок в следующей серии. Нам предстояло работать вместе. Я махнул им, приглашая сесть за мой стол. Они были очень красивые, было приятно просто на них смотреть, выпивать за их здоровье и ни о чем не думать…
«Не вздумай совать ей куда-нибудь руки!» – посоветовал Тони, прилетевший вместе с Жаклин для съемок в следующей серии.
- А что? – поинтересовался я, словно снимаюсь в кино исключительно с этой целью.
- Жаклин может ударить – у нее сложный период.
- Что это значит? Ме
